Мне очень-очень нравится этот фик

[bereznevaQAF]

15.05.2012 в 00:22

Пишет  elikh:

Двойной пит-стоп
Название: Двойной пит-стоп*
Автор: elikh
Бета: lido2007
Фандом: РПС, кроссовер QAF и Формула 1
Пейринг: Брайан Кинни/Дженсон Баттон
Рейтинг: NC-17
Таймлайн: пост канон
Размер: миди 9200 слов
Жанр: задумывался как PWP, но все-таки - легкий ангст
Дисклеймер: Все те же двое...
Размещение: Вряд ли оно вам надо
Отношение к критике: Ну-ну.
Посвящается: нашему маленькому клубу любителей рыжих. И огромное спасибо Танюше Oulun
за этот вирус.

2007 год

- Брайан, ты еще больший педик, чем я мог себе вообразить! – негромко рассмеялся собеседник Кинни. Джим Хикен – президент и главный исполнительный директор Грей Глобал Груп, старейшего рекламного агентства Америки, уже как месяца четыре обрабатывал Брайана, предлагая – завлекая, подкупая – закатиться колобком под крыло его компании. Соблазн был велик – это реальный выход совсем на другой уровень. Пусть «Киннетик» и потеряет свою самостоятельность как часть крупнейшего агентства, но стабильность, гарантии, процент от контрактов, суммарный доход по которым превышал в сотни раз доходы «Киннетика», и еще слухи о надвигающимся финансовом кризисе – все это заставляло Кинни серьезно задуматься. Тем более, Джим клялся, что позволит ему самому принимать решение о направлении рекламных компаний, выбирать самостоятельный путь. Но… Но кто нынче верит обещаниям? Тем более в таком жестком и конкурентном бизнесе, как рекламный.
А Нью-Йорк манил своими огнями … – там неограниченные возможности, там жизнь, во всем ее блеске, там шанс выйти за рамки, наложенные провинциальным Питссбургом и там, в конце концов, Джастин Тейлор, новомодный и успешный художник…
Миллион «за» и только два «против» – Брайану Кинни чертовски не хотелось быть кому-то обязанным. И еще: здесь он – король, самый успешный педик из всех успешных педиков в Питссбурге, а там – один из нескольких миллионов жадных до успеха провинциалов, еще одна акула в океане мутной воды. Случись это лет пять назад – он не испытывал бы и доли сомнений, а сейчас…
Их знакомство произошло в прошлом году на фестивале рекламы «Каннские львы» и переросло в странную дружбу. Хикен – пожилой, высокий, лысоватый, с квадратной челюстью и внешностью типичного янки – известная личность в мировом масштабе. Талантливый, жесткий, неординарный. Ведущий активную социальную и политическую жизнь, он железной рукой управлял пятьюстами филиалами Грей Глоуб по всей Америке и двумя сотнями – на континенте. Они познакомились, и Джим проникся к Кинни необъяснимой отеческой заботой. Причем, гей-радар Кинни вопил о его стопроцентной натуральности.
Только позднее Брайан узнал, что сын Джима умер от СПИДа несколько лет назад. Это многое объясняло. Сначала скептически и настороженно, Брайан с трудом воспринимал повышенный интерес Хикена к себе. Но искреннее расположение, явное восхищение, снисходительное понимание, море обаяния и чудаковатое чувство юмора – все это заставило его принять, а в последующем и наслаждаться этой нехарактерной для него дружбой. Они встречались, обедали в те дни, когда Брай прилетал в НЙ. Джим знакомил его с другими такими же ферзями – сколько полезных деловых связей Брайан приобрел за этот год, сколько дорогих, тисненных золотом, визиток побывало в его руках. Как протеже Хикена его принимали даже в самых закрытых сообществах. Это было бы до охуения скучно… Если бы в жизни было бы еще что-то, кроме работы-лофта-работы и нечастых встреч с Джастином. А работа все больше захватывала, все реже он наведывался в Вавилон, все реже посещал задние комнаты. Клубный мальчик в Брайане Кинни, наверное, уже при смерти и скоро окончательно откинет ноги. Мысль, что он усиленными темпами превращается в старого и скучного педика, все чаще посещала Брайана… Но работа позволяла забыться, успех порождал азарт, который, в свою очередь, заставлял еще больше отдаваться работе.
Яхт-клуб, гольф. Морские просторы и изумрудная трава полей… Кинни постепенно втянулся в образ жизни успешного и богатого дельца, тем более, ему нравились задницы молодых загорелых и горячих матросов, и нравилось, что уж скрывать, как смотрят другие на его задницу, обтянутую спортивными брюками в момент удара по мячику клюшкой для гольфа.
Будучи ярым фанатом спорта, Джим с постоянной периодичностью зазывал Брайана то на финал по футболу, то на матч по регби. Брайан , с такой же постоянной периодичностью, категорически отказывался. Джим посмеивался над ним: ведь посмотреть на дюжину возбужденных потных мужиков – это ли не счастье для гея. Брай отмахивался, что просто «посмотреть» никогда не было его «счастьем».
Вот и сейчас, обедая в «Азиате», Джим увлеченно рассуждал о вероятно последнем для трассы в Индианаполисе Гран-при гонки Формулы-1 – о раскладке команд, шансах, таблице чемпионата. Брайан был еще более далек от королевских гонок, чем от супер-кубка по регби. Но догадывался, чем закончатся рассуждения друга – приглашением, подкрепленным убедительными аргументами в необходимости провести три дня, слушая рев моторов. Кинни уже заготовил десяток таких же железных аргументов, чтобы провести эти три дня в Нью-Йорке, но вспомнил, что Джастин в пятницу улетает в Чикаго на подготовку своей, четвертой по счету, персональной выставки. Их встреча в этот раз прошла в сумасшедшей спешке – привет, привет, быстрый трах… и каждый побежал по своим делам – Джастин договариваться об отправке картин, Брайан – на встречу с клиентом. Вот она, цена успеха – все больше и больше обязательств, все меньше и меньше свободного времени. Кинни мог себе признаться, что с тоской вспоминает, о тех временах, когда они могли позволить себе запереться на три дня в квартире и просто трахаться, есть, спать и снова трахаться…
Из задумчивости его вывели щелчки пальцев перед носом: – Земля вызывает мистера Кинни. Вернись, а то я зря тебе расписываю все прелести полета на «Гольфстриме»?
Гольфстриме? Это что еще за дерьмо? – Брайан понял, что пропустил значительную часть монолога Джима.
– Это дерьмо стоит пятьдесят миллионов и это – мой новый самолет! – Джим руками изобразил крылья, зацепив при этом молодого официанта с подносом. Тот резко затормозил и поднос с тарелками едва не совершил переворот в аккурат на их столик. Брайан среагировал мгновенно, подхватив официанта. Причем, очень удачно подхватив – его руки попали именно туда, куда надо – на упругую задницу. Очень даже упругую и круглую. Но он преодолел рефлекторное желание сжать пальцами ягодицы и аккуратно отпустил молодого человека. Тот рассыпался в извинениях, его щеки покрылись румянцем и даже уши заалели. Очень мило… Только вот от чего – от мнимой неловкости или от мимолетного прикосновения? Быстрый взгляд из под ресниц, скольжение языком по губам… Довольно улыбнувшись, Кинни слегка кивнул головой в сторону туалетных комнат. Снова похлопывание ресницами… Любимая мизансцена Брайана Кинни. Он поймал насмешливый взгляд Хикена:
– Джим, отлучусь на пару минут?
– Господи, Брай, ты не исправим! Хоть на двадцать. Я пока съем твой десерт, мне-то о фигуре думать не надо. – Джим сделал паузу, потом шутливо ткнул в Кинни вилкой: – Но ты мне будешь должен этот уик-энд.
Брайан рассмеялся, отводя от себя руку с вилкой: – Мне хватит и десяти! И… – он иронично выгнул бровь, – плохо продаешь, Джим, очень плохо, видимо, теряешь хватку, старикашка.
Настроение стремительно повышалась, Кинни не удержался и показал Хикену язык. Тот громко рассмеялся, сотрясая гоготом весь ресторан. На них стали оборачиваться, и Брайан поспешил ретироваться в сторону WC.
Действуя по четкому и отработанному годами алгоритму быстрых трахов в туалетных кабинках – отсос, разворот, презерватив, скольжение смазанными пальцами, проникновение, быстрые и глубокие толчки и… короткий полет к звездам – Брайан чувствовал странную раздвоенность. Тело получало свою порцию наслаждения, а мысли кружились вокруг предложения Джима. И решение пришло именно сейчас, в яркий момент оргазма – он плюнет на все и поедет в Индианаполис. Лучше новые впечатления, чем три дня либо в работе, либо в тоскливом одиночестве.
***
Стоя у белоснежного борта самолета, Брайан с восхищением рассматривал четкие линии крыльев, блестящие на солнце иллюминаторы, покатые, словно лоснящиеся, бока. Джим Хикен стоял рядом и с таким же восторгом любовался собственным детищем. Все-таки, мальчишки остаются мальчишками, даже если им под семьдесят или даже если они – голубые.
С ними летели еще трое знакомых Джима – богатые, одетые с легкой небрежностью, с озабоченными и нервными выражениями на лицах. Видимо, отсутствие помощников, секретарей и прочей свиты, вызвало у них чувство неуверенности. Делало сложным то, что банально и привычно для простых смертных. С удивлением Брайан подумал, что Джим – совсем не такой, несмотря на все свое бесспорное могущество. И еще – что, сам Брайан однозначно выбивается из ряда всех друзей-знакомых председателя Грей Глобал: слишком молодой, слишком дерзкий, и, как бы он не пытался это скрывать, с налетом легкого провинциального питссбугского душка. Дорогая упаковка – не в счет.
Нутро Гольфстрима поражало своей сдержанной роскошью – тисненная кожа цвета кофе с молоком, мягкие ковры, дерево. Салон сибарита и бизнесмена одновременно. Брайан понажимал на кнопки пульта управления – кресло трансформировалось в удобное ложе, и, отрешившись от всего, приготовился ко взлету. Лететь было недолго – всего полтора часа. Джим и его гости расположились в креслах у низкого столика. Вышколенный стюард тут же принес янтарную жидкость в хрустальном, инкрустированным золотом, графине. Разлил по стаканам, совсем немного, на один палец. Один из гостей с видом знатока покрутил стакан в ладонях, понюхал, сделал глоток. Он издал удивленный и восхищенный возглас: – Крейг? Боже, Джим, это напиток богов! Это тут же сменило тему разговоров – с рыночных котировок на достоинства алкоголя.
Брайан, сидевший в стороне, рассматривал стоящий перед ним стакан – предусмотрительный стюард сам разложил столик и поставил рокс с напитком на белоснежную льняную салфетку. Попробовал – да, вкус необычный… Но Брай предпочел бы нормальную порцию «Джима Бима» столовой ложке этого «божественного» напитка. Он подозвал стюарда и попросил простого кентуккийского виски. На лице того не отразилось ни единой эмоции. Невозмутимость как один из критериев жесткого отбора для STAF. И все же… там, на дне его глаз, промелькнуло удивление, перемешанное с детским восторгом. Ой, блядь! Он, Кинни, наверное, первый и единственный, кто отказался от этого пойла. Даже не поворачивая головы, ощутил на себе взгляды финансовых бонз. Его рассматривали со сдержанным недоумением. Брайан повернулся и вызывающе выгнул бровь, поймав при этом лучащийся смехом взгляд Джима Хикена.

* * *
Индианаполис встретил их хоть и облачной, но теплой июньской погодой. Вот ведь, есть еще и дыры похуже Питтсбурга – такой же задымленный, серый и скучный. И, в отличие от Питтсбурга, не скрывающий за дорогими витринами своей провинциальной убогости. Сам гоночный стадион навевал мысли о медленном, но неминуемом упадке. «Что, блядь, я здесь делаю?» – Брайан перед поездкой посмотрел Гран-при Монако, исключительно для ознакомления с процессом. Не хотелось упасть в грязь лицом при разговоре о предмете. Так сказать, домашнее задание. А свои домашние здания Кинни всегда выполнял на отлично. Посмотрел и ждал чего-то подобного – ярких реклам, кричащей роскоши, кинозвезд и «Ламборджини» на парковке. Но то, что он увидел здесь, разочаровало – полупустые трибуны, видимо, постройки еще начала века, суета и бесчисленное количество поглощателей гамбургеров. Джим, словно не замечая этого разочарования, сыпал забавными и трагическими историями из жизни королевских гонок, называл имена, которые ничего не говорили.
Субботняя квалификация пилотов не особо впечатлила Кинни, он откровенно скучал, а оглушающий звук моторов действовал как колыбельная. Но взять и вот так уснуть в кресле, было неловко перед хозяином. Джим же лукаво посматривал на него, по ходу объясняя правила. Бессовестный старик – вытащить его в такую даль, оторвав от дел, обещая развлечения. А на деле – скучные разговоры и ни единой приличной задницы вокруг. Ну, хоть высплюсь, – успокаивал себя Брайан.
Вот и воскресенье – день гонки. Вытерпеть еще один день скуки и шума. Вместо того, чтобы наконец расположиться в VIP-ложе, Хикен потащил Брайана к паддоку. Здесь все было иначе – собранность и слаженность действий, азарт и острый дух соперничества. И еще деньги – о них кричало все, даже комбинезоны механиков и обслуживающего персонала. Уже при посещении третьей или четвертой команды, Брайан Кинни внезапно догадался, что все эти перемещения не были хаотичны, а имели какой-то скрытый смысл. Вопросы и ответы – практически идентичны в каждом боксе, каждому человеку. Вот уж, блядь, Джим Хикен – старый лис! Но что было целью – крупный контракт на рекламу? Или нечто другое? И зачем тут присутствие его персоны? Стало интересно – мозг включился на полную мощь, словно отгадка могла что-то подсказать именно ему, Брайану Кинни, владельцу «Киннетика». У ложи распорядителей Хикен представил ему пожилого, невысокого англичанина – руководителя и президента Формулы 1 Берни Эклсстоуна. Тот, не выбирая выражений, высказывался о владельце трассы Тони Джорже, который попросту забил на чемпионат, отдавая предпочтение Индианаполису 500, об отсутствии заинтересованности в Формуле 1 в Штатах в целом. И часть пазла сложилась – прощай, Инди, здравствуй, новая трасса! Скорее всего, Хикен лоббировал здесь интересы владельцев другого гоночного трека. Но какого? Брай вспомнил, что его друг две недели назад вернулся из Сингапура. И еще одна часть пазла совпала. Осталось понять, где его место в этой крупной игре. Наконец они вернулись в ложу – удобные кресла, шампанское и икра на низких столиках. Наверное только присутствие здесь гостей Джима удержало Кинни от прямых расспросов. Играя роль радушного хозяина, Джим Хикен сам разносил напитки.
– Шампанское? – состроив подобострастную мину, с легким поклоном, Джим предложил бокал Кинни. – Это G.H.MUMM – еще одна традиция. И, словно почувствовав напряженность Брайана, потрепал того по плечу:
– Выпей, расслабься и отдыхай, не думай ни чем.
– О, всего лишь отдых, Джим? И ничего большего? – насмешливо улыбаясь, Брай дал понять, что разгадал игру приятеля. Тот поднял бокал и посмотрел на солнце сквозь искристый и шипящий напиток, сделал глоток. Вся внешняя мягкость и смешливость слетела с него в один миг. Веселый старик исчез, а владелец и президент Грей Глоуб – жесткий финансовый воротила – предстал перед Брайаном.
– Да, пока просто отдых. Но время пришло, и тебе придется решить, где и кем ты хочешь быть, – еще один глоток и он уже снова – Джим Хикен, чудак и балагур. – А в понедельник, надеюсь, я стану твоей крестной феей.
– Феей? Ты будешь охуенно выглядеть в розовом платье с декольте. – Кинни натянуто рассмеялся.
– Розовое мне не к лицу… Лучше уж – демоном-искусителем, – подмигнув, Хикен отправился дальше разность шампанское. А Брайан… А Брайан, на мгновение замерев, почувствовал внутри странную невесомость. Словно кто-то отцепил поводок, который держал его внатяжку последние четыре месяца. Вот так и надо, это правильно – да или нет, сейчас или никогда. Ни жалких отговорок, ни глупых сомнений. Хватит взвешивать все за и против. Время решений пришло. Финишная черта. И вместо закономерного напряжения удивительным образом накатила абсолютная и полная расслабленность. Брайан залпом выпил шампанское, съел канапе с икрой и, в ожидании начала гонки, откинулся в кресле.
Старт. Гонка началась. Сумасшедший сумбур, потом машины вытянулись на трассе – лидеры, преследующие и аутсайдеры. Странно, но сегодня Брайан втянулся и с возрастающим интересом наблюдал за всем происходящим. Все-таки в этом была своеобразная эстетика – мощь, скорость, адреналин. Рев моторов, вибрирующий от низких рыков до высоких стонов, завораживал и зачаровывал. Вот так – стоило отпустить себя и мир вновь наполнился яркими красками, скука уступила место азарту. Плохо зная названия команд и цвета их болидов, Кинни решил, что болеть за заявленных фаворитов он не будет. Просто выберет себе машину из скученной группы, любую, понравившуюся по раскраске. Он краем уха слушал споры в ложе – там ставили ставки и заключали пари. Но, осознавая собственное невежество, Брайан не дал втянуть себя в это, вяло отмахиваясь от подначек и провокаций Джима. Машины проносились круг за кругом. Смешной зелено-синий болид с мелькающим сине-белым шлемом пилота, зацепил внимание. За него и буду, решил для себя Брай. Кто-то из гостей объяснил, что это Хонда, назвав фамилию гонщика, и что это явно не их сезон. Но Кинни было все равно, незнание освобождало его от разумного и логичного выбора. Круг, еще круг – аварии, развороты, поломки и сходы – жестокая борьба, ограниченная возможностью машин и гонщиков, проекция жизни, ограниченная длинной трассы. В какой-то момент ему показалась, что его Хонда сошла с гонки, но нет – вот снова мелькнул сине-белый шлем. Спустя два часа и пять бокалов шампанского, первый болид пересек финишную черту. С удовольствием Брай наблюдал за тем, как перед его машиной махнули клетчатым флагом. Двенадцатый, вне очковой зоны, но все же финишировавший. Как чет или нечет, орел или решка. Дойдет или нет. Брайан выдохнул, только сейчас поняв, что подсознательно переложил судьбоносное решение на плечи случайно выбранного гонщика. Надо хоть фамилию его узнать, промелькнула мысль, пока они спускались из ложи полюбоваться на последнее действо – шоу на подиуме. Привилегией гостей Джима было место у самого подножия трибуны с пьедесталом, вместе с родственниками и командами победителей. Но Брайан, помня о шампанском, предпочел отойди подальше – никаких липких и сладких пятен на его новом костюме. Радостные лица, крики, брызги, всеобщая эйфория. После вручения наград, руководитель команды взявшей дубль – два первых места, светящийся счастьем от переполнявших его эмоций, пригласил Джима и его гостей на вечеринку, отпраздновать победу. Рон Деннис, как представил его Хикен, был ровесником Джима. Даже не зная истории, только глядя на всю верхушку королевских гонок – убеленных сединами важных стариков, можно было бы догадаться, что это очень старый вид спорта. Брай с усмешкой подумал, что приток свежей крови тут явно не помешает.
Для возвращения в город, в Шератон, где они остановились, Джим предложил для экономии времени воспользоваться вертолетом. Но Брайан отказался – ему нужна была передышка, возможность абстрагироваться и, наконец, проанализировать свое решение. Не почувствовать его, а подумать над ним.
– Тебя ждать? Рон пришлет за нами машину к семи, – спросил Хикен с кажущимся спокойным интересом, но Брайан понимал, что за этим вопросом кроется совсем другой: – Может, возьмешь тайм-аут и подумаешь? Да, Джим Хикен – манипулятор: вырвать его из привычного окружения, поводить по кругу и привести в нужную тому точку. Впервые со дня их знакомства Кинни почувствовал глухую злость. Вот уж нахуй! Решение уже принято, вне зависимости от того, что еще предложит президент Грей Глоуб. А дело было не только в слиянии, это бы не стоило таких сложных игр – подумаешь, еще один пятьсот первый филиал. Что-то более важное и глобальное, приготовленное лично для него.
– Ждите, я буду, – невозмутимо ответил Кинни, словно не замечая скрытого вопроса, игнорируя внимательный и изучающий взгляд Джима. Уже сидя на пассажирском сидении авто, увозящего его из мира машин, запаха масла и спортивных страстей, перед Брайаном пронеслась вся история его отношений с Хикеном – со дня знакомства до этой точки на парковке у стадиона. И он с четкой ясностью понял – его изучали, препарировали, испытывали – блеском роскоши, доступностью всех мыслимых и немыслимых удовольствий, властью. Его честолюбие, его стремление к успеху, его внутренние демоны и нескрываемые слабости – всё было нитями, за которые дергал опытный и талантливый кукловод. Блядь, даже его детские и глупые мечты о настоящем отце – понимающем, любящем и надежном. Блядь, блядь, блядь… Хотя… Что теперь строить из себя целку. Он сам кинулся на эти приманки, сам выбрал этот путь. И все дни и ночи, которые провел в «Киннетике», полностью отдаваясь работе – все для того, чтобы войти и остаться в этом мире, который на блюдечке с золотой каемочкой ему преподнес Джим Хикен. Джастин… Вот уж стоит ли теперь удивляться, что их отношения, и так замершие до этого в одной точке, постепенно сходят на нет. Оба в бешеной погоне за успехом потерялись, заблудились и отдалились друг от друга. И сколько процентов здесь его, Брайана, вины? Кинни невесело усмехнулся. Его поимели, почти… И это было даже приятно. Осталось узнать, что ему пытаются продать и какую же цену ему придется за это заплатить. А сегодня – он оторвется. Даже на самой скучной вечеринке есть выпивка и симпатичные официанты.

пит-стоп* - остановка машины во время гонки для выполнения дозаправки, смены шин, смены водителей, быстрого ремонта и проверки технического состояния машины. Двойной пит-стоп - одновременный заезд гонщиков на пит-лейн.

@темы: чужое, фик, Брайан

Comments

[bereznevaQAF]

продолжение_1

***

Спустя два часа Брайан, уже полностью экипированный для выхода – костюм, темно серый, отлично сидит на нем, черная рубашка, облегает как вторая кожа – стоя в номере отеля у широкого окна, задумчиво наблюдал, как на город опускается вечер. Как неумолимо наступающая темнота выдавливает отблески заходящего солнца. А потом на мгновение словно останавливается, зависая на середине – половина неба окрашена в красно-золотой цвет заката, половина – уже скрыта темно-фиолетовыми сумерками. Так и он, Кинни, завис где-то между прошлым и будущим, между Питссбургом и всем миром, между молодостью и старостью. Посередине. На развилке. Хрупкое равновесие, готовое развалиться по щелчку пальцев. Прикуривая уже третью по счету сигарету, отчетливо осознал, что молодость и прошлое не вернуть, как бы ему это не хотелось. А чем будет все остальное – это всего лишь вопрос вектора направления. Ебаная рефлексия. Решение уже принято, пусть основанное не на логике, а на мастерстве безымянного пилота. Резко затушив сигарету, Кинни стремительно вышел из номера. Когда он спустился в фойе, где его дожидались спутники, на лице не было ни единого намека на внутреннюю борьбу. Лишь спокойная, слегка насмешливая маска.
Прием проводился в закрытом охраняемом особняке, где остановились на уик-энд члены одной из команд. Слава богу, они прибыли, когда торжественная часть уже подходила к концу. Чувствовалось, что еще не выветрились возбуждение и адреналин от прошедшей гонки. Остатки напряжения, подстегнутые виски и шампанским, делали атмосферу раскрепощенной. Брайан за полчаса успел пожать полсотни рук, растягивая губы в искусственной улыбке. Челюсти сводило. Наконец, лавируя сквозь толпу, поймал официанта. Пара порций виски ему точно не помешает. Помня свой план по отрыву от реальности, Брай сканировал большой зал особняка. Гонщики, наконец снявшие свои комбинезоны, выглядели уже значительно привлекательнее. В основном, молодые, невысокие мужчины. Парочку он бы даже трахнул. Кинни заметил парня, разговаривающего с одним из друзей Хикена. Высокий, с рыжевато-русыми волосами, стройная и ладная фигура, в дорогом и стильном костюме. Внутренний гей-радар издал сигнал. В это время, словно почувствовав взгляд, оба повернулись в его сторону. Знакомый махнул рукой, подзывая Кинни, и когда тот подошел, представил мужчин друг другу:
– Дженсон, это Брайан Кинни, он болел за тебя, Брайан - это Дженсон Баттон, пилот команды Хонда.
– О, сине-зеленый болид и сине-белый шлем, – Брай уже с другим интересом взглянул на нового знакомого. Вот кто оказался его «решкой». Парень искренне рассмеялся, пожимая протянутую руку. Крепкое рукопожатие, твердая сухая ладонь: – Надеюсь, разочарование было не сильным.
– Никого разочарования, ты же пересек финишную черту, – Кинни, продолжая удерживать руку, скользнул большим пальцем по внутренней стороне запястья. Невинный жест, который всегда можно списать на случайность. Но парень не отдернул руку, только улыбка стала слегка другой. Более напряженной. Черт. Неужели осечка?
– Почему за меня? – мягкий английский акцент придавал очарование его словам.
Кинни пожал плечами: – Синий цвет, все дело в нем. Вопросительный взгляд заставил пояснить: – Я абсолютно не разбираюсь в Формуле.
– Приятное исключение, сейчас абсолютно все разбираются в Формуле, – парень снова искренне рассмеялся. Он не спешил отойти, напряжения как будто и не бывало. Приятель Хикена, увидев еще кого-то знакомого, с извинениями оставил их одних. Брайан уже не скрывая интереса рассматривал англичанина. Светлая кожа, покрытая золотистым загаром, крупный улыбчивый рот. Серо-синие глаза с расширенными зрачками. Ого, да он или под легким кайфом или еще на остаточном адреналине. Кинни поймал взгляд, устремленный сначала куда-то в распахнутый ворот его рубашки, скользнувший по шее, челюсти и остановившийся на губах. Никаких осечек! Хотя… скорее всего не откровенный гей. Спортсмен, гонщик, командный дух, вечеринки, красивые девушки и лишь изредка член в заднице.
– А в чем ты разбираешься? Том не сказал, – перехватив официанта с подносом, Дженсон вернулся с двумя стаканами виски.
– Надеюсь, что в рекламе. – Брай хотел ограничиться этим, но парень явно ждал пояснений: – У меня свое агентство в Питтсбурге.
Они чокнулись, и одновременно залпом выпили виски.
– То есть, ты профессионально трахаешь мозг, – подытожил пилот. Он расстегнул пуговицы на пиджаке, кожа на шее слегка покраснела, словно ему стало жарко.
– И мозг тоже, – Брайана уже охватил охотничий азарт. Отчетливо представил эти полные насмешливые губы на своем члене и тот в ответ послушно дернулся. Но парень был настроен поболтать. Он рассказывал, как сам снимался в рекламе, что это довольно забавно. Брай отвечал и шутил, но хотелось подцепить его за пряжку ремня и утянуть в сторону мужских туалетов. Еще виски, и англичанин полностью расслабился. Он что-то еще говорил, увлеченный беседой, слегка жестикулировал, касался предплечий Кинни, очень тактильный и открытый. Говорил, но внезапно остановился, поймав тяжелый и темный взгляд Брайана. На секунду замер, потом, выдохнув, быстро облизнул в момент пересохшие губы. Нахуй тянуть. Оставив стакан и одернув пиджак, чтобы прикрыть выпуклость в штанах, Брай двинулся к узкому коридору, ведущему к туалетным комнатам. Он даже не оглядывался, твердо уверенный, что Дженсон движется за ним. Повезло, в туалете никого не было. Да и назвать это место туалетом можно было с трудом – мрамор, хром, приглушенный свет. Брайан толкнул дверь кабинки, втянул за собой парня. И в момент был прижат в стене сильным телом. Жадные губы на шее, жадные руки на пояснице, пальцы, пытающиеся пробраться за пояс его брюк в ложбинку между ягодицами. О, мы доминируем! Так не пойдет. Кинни извернулся и сам прижал англичанина к стене, вдавливая бедрами, потираясь напряженным членом о стояк парня. Тот рвано выдохнул, почти всхлипнул. Кинни оторвал от себя его ладони, одной рукой прижал их над головой, другой стал медленно расстегивать пуговки на рубашке, не переставая ритмично двигать бедрами. Гонщик тяжело дышал, смотрел распахнутыми глазами, в которых плескался откровенный голод. Голод и желание. И еще бесшабашный азарт. – Тише, тише, не спеши, – Брайан наконец добрался до обнаженной груди. Полюбовался гладкой кожей, тренированными мышцами. Провел пальцами по низу живота, рядом с кромкой брюк. Едва касаясь. Под пальцами сокращались мышцы пресса. Потом вверх, слегка царапая кожу. Добравшись до сосков, огладил, слегка сжал – и парня выгнуло дугой. Отзывчивый. Отпустил его руки, тот уже явно не думал о ролях – плавился от прикосновений. Прижался губами к натянутой вене на шее, чувствуя, как сильно бьется пульс. Прикусил. Снова стон. Поцелуями вниз по шее, ключица. Дальше – снова чередуя поцелуи и укусы. Чувствительные соски – Брайан поиграл одним, другим. Сжал зубами, влажно лизнул, наслаждаясь хриплыми стонами. Вот уже и чужие требовательные руки на его коже, оглаживают спину, обнаженную поясницу. Нетерпеливо, выдернув из брюк, попытаются расстегнуть его рубашку. Брайан отвел руки, и, продолжая ласкать губами и языком, сам быстро расстегнул пуговицы. На несколько мгновений прижался грудью к горячей коже, потерся, чувствуя ответные движения. Обхватив бедра, англичанин еще сильней пытается вжаться в его пах. Куда делись мысли о банальном, быстром трахее, Кинни не думал. Что-то было в этом мальчике, что заставляло его быть нежным. Доставить удовольствие, сдерживая, контролируя пульсирующее животное желание развернуть и вломиться в отзывчивое тело. Слегка кружилась голова, то ли от выпитого, то ли от еле уловимого, морского запаха кожи, то ли от этих рваных вздохов. Опускаясь поцелуями еще ниже – к солнечному сплетению, сминая ладонями упругие ягодицы, сжимая и разводя в их стороны, остро осознал, что ему хочется сделать. Замер на секунду. Ну, в конце концов, ты должен ему, пусть он этого и не знает, – напомнил насмешливый голос внутри. И Брай отпустил себя и опустился на колени. Пока руки боролись с пряжкой ремня, коснулся впадинки пупка, лизнул. И, словно трахая, вкрутился языком в аккуратную и неглубокую дырочку, туда и обратно, туда и обратно. Поднял голову, поймав затуманенный взгляд. Хищно улыбнулся и резко сдернул брюки вместе с нижним бельем. Ему в подбородок тут же уперся влажный от собственной смазки член. Крупный, слегка изогнутый. Дразня, не прикасаясь к требующему разрядке стволу, вдохнул острый мускусный мужской запах. Прикусил тонкую кожу лобка, пощипывая и слегка царапая внутреннюю сторону бедер. Скользнул пальцами по промежности к анусу, круговыми движениями подушечек погладил, чувствуя, как сжимаются ягодицы, а член трется о его щеку, требуя и желая большего. Сжал налитую, поджавшуюся мошонку и, лизнув головку, полностью вобрал наряженную плоть глубоко в горло. Дженсон издал стон, почти крик. Брайан сосал, сжимая щеки, ласкал венки, щекотал щелочку уретры. Парень стонал, не останавливаясь, одной рукой судорожно сжимая волосы Брая, закусив зубами ребро ладони другой руки. Ага, фирменный минет а ля Кинни. От собственного неудовлетворенного желания темнело в глазах, ломили яйца, по вискам струился пот. Уже приближаясь к грани, англичанин начал сам толкаться, сильно и резко. Но Брайан не дал перехватить инициативу, с силой прижав бедра к стене. Еще пара движений и, всосав глубоко, до самых гланд, Кинни крепко сжал губы и крутанул головой, словно выкручивая, выжимая оргазм. И тот сорвался… Хриплый полукрик, полустон. Его имя. Выгнутое тело. Рот наполнился спермой, терпкой и теплой. Брайан продолжал собирать последние капли, ощущая языком пульсации. Поднялся, голова закружилась… Блядь, как он выдержал? Кончить хотелось до звезд в глазах. Дженсон стоял, откинувшись на стену, из приоткрытых губ вырывалось прерывистое дыхание. Спущенные брюки, покрасневшая и влажная кожа, ошеломленное выражение на лице.

[bereznevaQAF]

продолжение_2

– Ну, как поездочка? – самодовольно шепнул Кинни, слегка касаясь губами уха, прижимаясь к обнаженному бедру, своим, спрятанным под одеждой, стояком.
Парень, еще не придя в себя, смотрел подернутым дымкой оргазма взглядом. Сил терпеть не было, и Брайан прижал его руку к своему паху. Тот словно очнулся, сжал пальцы на члене и, продолжая поглаживать, попытался дрожащей рукой расстегнуть ремень. Блядь, слишком долго. Кинни дернул за ремень, почти вырывая его из шлевок. Нетерпеливо стянул мешавшую преграду – брюки и боксеры. Стояло так, что, казалось, достаточно просто дотронуться. Брай, надавливая на плечо, практически заставил пилота опуститься на колени. Гонщик смотрел со странной нерешительностью, потом, улыбнувшись, повторил действие Брайана – заглотил глубоко и сразу. Теплая влажность рта, ритмичные движения рукой, эти губы, полные и жадные. Чувствуя близость оргазма, Брайан с силой прихватил волосы на затылке, управляя, заставляя – глубже, быстрее… Резким хлопком стукнула дверь, и несколько человек, разговаривая и смеясь, зашли в туалет. Парень замер, потом дернулся, словно хотел подняться. Блядь, только не сейчас. Кинни не отпустил, крепко удерживая за голову. Еще пара скользящих движений и он излился, сдерживая рвущиеся стоны – вовремя вспомнил, что это не «Вавилон». Люди за хрупкой дверью кабинки продолжали разговаривать, не спеша уходить. Англичанин осторожно, стараясь не издать ни звука, поднялся с колен. Брайан облокотился на стенку, пытаясь выровнять дыхание. Так они и стояли – замерев, полураздетые, тяжело дышащие. Пиздец, цирк. Хотелось покурить. Осторожно Кинни достал сигареты. Но парень не дал, удерживая руку с зажигалкой. Умоляюще покачал головой. Брай, выгнув бровь, насмешливо взглянул – на лице Дженсона не было испуга, скорее наслаждение ситуацией, словно даже эта мнимая опасность доставляла удовольствие. Вот оно – на лицо адреналиновая зависимость. Кинни стало смешно. Что ему? Можно и в прятки поиграть.
– Найджел, а что ты думаешь о Баттоне? – отчетливо и громко раздался голос за дверью.
– А что о Баттоне? Что о нем думать? Он сдулся, просто играет в гонки. Мальчик слишком увяз – вечный праздник, вечеринки, девочки. Думаю, он уже не добьется того, чего мог бы, – последовал ответ.
Раздался шум льющейся воды, шуршание полотенец и они вышли, очистив, наконец, путь к свободе. Брайан, приведя в порядок одежду, уже сделал шаг к двери, уже открыл защелку. Но, блядь, что-то заставило его оглянуться – гонщик все так и стоял у стены, застыв. На лице была странная смесь – злость перемешалась с остатками послеоргазменной расслабленности, неверие с обреченностью. И в глазах… А в глазах не было того веселого блеска и азарта игрока, пустота… Трижды блядь.
Ну что не дало уйти? Ведь похуй же. Завтра и не вспомнит ни лица, ни фамилии. Фамилия. Точно. «Брайан, это Дженсон Баттон, пилот команды Хонда». «Я не смогу больше рисовать». «А в понедельник, надеюсь, я стану твоей крестной феей». У каждого свои моменты истины, свои точки отсчета. И так сложилось, что у них двоих этой точкой стал именно этот день – воскресенье, июнь, 2007. Решения и направления, случайности и закономерности. Снова защелкнул щеколду, развернулся. Вернулся. Аккуратно натянул одежду, застегнул пуговицы на рубашке. Баттон стоял не сопротивляясь, не чувствуя, не замечая, практически не дыша. Что сказать? Слова – они не помогут. Что сделать? Брайан обхватил ладонями лицо пилота, чувствуя под пальцами пробивающуюся щетину, попытался поймать и удержать взглядом взгляд. Все та же пустота. Ударить… вызвать злость… Внезапно наклонился и поцеловал – жестко, властно, требовательно. От неожиданности пилот резко откинул голову и со стуком ударился о стену. На секунду замер. И ответил – так же жестко, сминая губы, врываясь языком. Почти кусая, до боли и крови. Руки в волосах не дают отстраниться. Не поцелуй – отрицание слабости. И Кинни уступил, позволил. Прижал к себе, крепко, не давая упасть. Долго, долго длится… секунды… минуты… И ритм меняется – поцелуи становятся тягучими, пьянящими. Это уже снова секс. Прижимаются ближе, сильнее. Внезапно, сквозь возбуждение, прорвалась мысль о правиле – никаких поцелуев. Надо остановиться. Уже помог, вернул, заставил дышать. Просто уйти. Но нет сил… и желания. Губы распухли, во рту – чужая слюна и привкус крови. Борьба языков – то яростно, подчиняя, то нежно – уступая. Уже не хватает воздуха, задыхаются оба. Наконец, передышка. Стоят близко-близко: губы к губам, лоб ко лбу, глаза в глаза, чувствуя, как часто и гулко бьются сердца. Дыхание срывается. Наконец, обретая хоть какое-то подобие здравой мысли, Брайан подумал, что если вот сейчас не остановиться, то, блядь, они застрянут в этом туалете еще надолго. Надо просто уйти. Разойтись. Точка.
– Едем ко мне, – не спрашивая, утверждая, словно не он, а кто-то другой, сказал Кинни. Англичанин отрицательно покачал головой и произнес: – Мне надо предупредить своих. Десять минут.
Вот так все просто. Брайан понял – не надо, не нужно – ни ему, ни Баттону. Но зачем сопротивляться? Секс как лекарство от боли – это необходимость для одного. И очищение – для другого. Нужен обоим.
Музыка, танцы. Галстуки расслаблены, пиджаки сняты. Кинни нашел Джима в курительной, увлеченно и страстно рассуждающего о гонке. Хитрый лжец. Маски, блядь, везде, маски.
– Джим, поеду в отель. Отсюда можно вызвать такси? – голос спокойный, ровный. Хикен внимательно вглядывается в его лицо, ничего не упуская – ни красных припухших губ, ни кожи, воспаленной от чужой щетины. Не спросил «почему», не уговаривал остаться.
– Я попрошу, и Рон даст машину, тебя отвезут.
Брайан поморщился: – Не надо, Джим, просить. Я поеду на такси. – В кои-то веки подумал о чужой репутации.
Хикен подозвал женщину-организатора приема, и через несколько минут такси ждало Кинни у выхода.
Брайан сел в машину первым. Попросил водителя подождать пять минут. Пять минут, семь.. Ожидание вызывало желание уехать, одному, без гонщика. Не успел – открылась дверь и англичанин, оглянувшись по сторонам, забрался в такси. Видимо, ловил момент, когда не будет свидетелей. Ехали молча, но Брайан чувствовал напряжение Баттона. Тот изредка, из под ресниц, бросал задумчивые взгляды, как будто видел впервые. И, наверное, в голове пилота крутился закономерный вопрос: зачем? Зачем он едет куда-то с малознакомым мужчиной, по ночной магистрали в чужой город? Ради еще одной дозы секса? Но возбуждение давно отпустило обоих. Во рту лишь послевкусие виски и чужих поцелуев. И память о небрежно брошенных словах, жестоких, но горько-правдивых. Водитель, то ли индус, то ли араб, вел машину слишком быстро. Может, зная, что они имеют отношение к прошедшему Гран-при, пытался произвести впечатление. Блядь, еще разбиться не хватало… Брайан протянул руку, чтобы хлопнуть индуса по плечу и попросить не рисковать так их задницами. И они сделали это одновременно – англичанин сделал то же, и их руки встретились над плечом таксиста. В это время, взвизгнув, машина резко вильнула на повороте, и парня бросило на Кинни. Машина выровнялась и Баттон, сев ровно, разразился отборными матами, приправленными мягким британским акцентом. Брайан рассмеялся, а водитель – сразу внял и сбросил обороты. Они так и продолжали сидеть рядом, соприкасаясь коленями, прижавшись бедрами и предплечьями. Странно, но происшедшее расслабило, сняло напряженность. Легкий испуг встряхнул, заставил остро чувствовать твердость чужого бедра, слышать глухие удары сердца. Чужого. Или собственного… Отступившее было возбуждение вновь прошило иглой позвоночник.
– Думал, ты не дождешься, – шепотом сказал пилот, вглядываясь в лицо в неровном свете фар встречных машин.
– Думал или надеялся? – Кинни не смог побороть привычку к сарказму.
– Надеялся… И думал… – искренне ответил тот.
В отеле, не смотря на поздний час, очень людно. Приезжающие и отъезжающие, суета, ночные портье с багажом. На них никто не обратил внимания. Просто еще два постояльца, которых задержали срочные дела. В номере было прохладно – уходя, Брайан забыл закрыть окно и теперь ночной ветер парусом раздувал тонкую ткань штор. Брайан вставил карточку в чек и номер осветился приглушенным светом. Прошел, открыл минибар, подумал и взял бутылку холодной минеральной воды. Англичанин с интересом рассматривал номер – просторный двухкомнатный люкс, выдержанный в светлых тонах. Уже привычный комфорт, на который не обращаешь внимания, пока не лишаешься его. Парень подошел к окну и встал там, где еще недавно стоял Брайан, куря бесконечные сигареты. Он снова нервничал – это видно по движениям рук, теребящим ворот рубаки, по наряженной спине и застывшему профилю. Брайану хочется сказать, что путь к отступлению открыт. Решить – уйти и решить – остаться. Или одно или другое. Но он промолчал. Зачем слова? Все до банальности просто. Решать не ему, хотя он мог бы подтолкнуть, поторопить, качнуть весы. Кинни снял пиджак, аккуратно повесил его в шкаф, снял туфли и носки, налил воды в высокий стакан. Мысленно посмеялся над собой – программа «валить и трахать» дала сегодня подозрительный сбой. Что это – усталость? Или переход на другой уровень? Или та самая мимолетная сопричастность сделала простое сложным? Нахуй это. В конце концов, возбуждение никуда не делось – все еще покалывало в пояснице, тело требовало разрядки. Кинни подошел к окну, присел на подоконник, вытянув ноги, откинул назад голову, обнажая шею – знал, что провоцирует. Небрежная поза, иллюзия доступности. Откровенно рассматривал, отмечая длинные, почти девичьи ресницы, красиво очерченные мягкие губы, веснушки. В приглушенном свете волнистые волосы парня блестели темным золотом. Не мальчик, нет. Молодой и сильный мужчина. Поймал глаза гонщика, без труда читая в них и неуверенность, и желание забыться, и болезненное любопытство. Брайан сделал глоток, ледяная вода прокатилась по горлу, облизнул губы – приглашая, соблазняя. И все-таки качнул весы – Баттон решительным жестом отнял стакан, дернул за руку, резко, на себя. Не успев сгруппироваться, Кинни практически впечатался в крепкое сильное тело.

[bereznevaQAF]

продолжение_3

Пропустив сквозь пальцы волосы, за затылок пилот притянул его голову, прижался губами к шее под ухом, носом втянув запах. Пробежался поцелуями по линии челюсти ко рту, втянул нижнюю губу, пробуя, исследуя. Нужно было вывернуться, отвернуться. Не дать поцеловать. Правило, правила… К черту. Брайан впустил, позволил чужому языку хозяйничать во рту – по деснам, небу, кромке зубов, задержавшись на выступающем клыке и дальше, глубже в горло. Наслаждался, плавился – захватнический поцелуй, изучающий поцелуй, укусы, снова губы. То почти трахая языком, вбиваясь, то трепетно и нежно, то вновь жадно и требовательно. Кинуло... Как роупджампера на Бруклинском мосту – одновременное чувство полета и падения. В небо. В бездну. Сквозь гул крови – стоны и рыки, свои и чужие… Вот уже рубашки расстегнуты и спущены на плечи. Висят, мешают – узкие манжеты держат на запястьях. Дженсон срывает резко, нетерпеливо – его и свою – Брайан слышит, как рвется ткань и отлетают пуговицы. Властные руки гладят, сжимают, направляют, подталкивают к спальне. И вот он – опрокинут на кровать, прижат, распят. Брюки, белье уже на полу. Трутся, вжимаются, кожа к коже, нерв к нерву, член к члену. Гонщик короткими поцелуями скользит по шее, плечам, ключицам, груди, животу. Целует жадно, как путник, измученный жаждой, пьет – его силу, его страсть. Прикусывает соски, почти до боли и зализывает укусы. Оставляет следы, словно метит. Пробегает подушечками пальцев по нежной коже внутри бедер, подбираясь к паху. Внезапно наклоняется и проводит влажным языком по стволу – от основания, от поджавшихся яиц к головке. Брайана выгибает, почти подбрасывает от наслаждения. Англичанин обхватывает оба члена, большим пальцем растирает слезы смазки и начинает скользить ладонью – верх-вниз, вверх-вниз… Рваное дыхание, хриплые стоны. Брайан подкидывает бедра вверх, подгоняя, ускоряя… Мелькнула мысль, что несмотря на недавно пережитый оргазм, он снова близок к разрядке. Но Баттон не дает – несколько движений, и он пережимает член у основания, больно кусая за ключицу. Отвлекает, контролирует, руководит этой игрой, утверждая и утверждаясь. А Кинни… А Кинни словно трезвеет, словно выныривает на поверхность. И видит себя со стороны – доступного, открытого, широко раскинувшего ноги, распластанного под тяжестью чужого тела. Понимает, что хотел бы отдаться на волю чужой власти, хотел бы быть выпитым, раствориться… Хотел бы… Хочется… Но все же не может – не сегодня, не сейчас, не здесь. И он меняет игру – ловким движением опрокидывает пилота. От неожиданности тот не сопротивляется и вот уже Кинни, оседлав бедра, прижимает гонщика к широкой кровати. Теперь уже он изучает, оглаживает гладкое молодое тело. Впивается поцелуем, врывается языком. Дженсон, еще не поняв, что правила поменялись, пытается вновь повести. Но Кинни уклоняется, дразнит, уводит за собой, как волшебный крысолов. Вжимается, коленом раздвинув длинные ноги. Гонщик отвечает, отзывается. И только, когда Брайан подтягивает его за бедра повыше, на себя, и начинает тереться членом между ягодиц, проезжая по анусу, тот понимает – роли изменились. Но контроль у него в крови – годы на треке, управляя семьюстами лошадьми под капотом болида, впечатались в личность. Он пытается скинуть, перевернуть, уйти от откровенных прикосновений. Почти спарринг, кто сильнее? Брайан почувствовал натяжение каждой мышцы, каждой жилы – яростное сопротивление попавшего в ловушку хищника. Спортивный, сильный, молодой – англичанин уже почти вырвался, уже почти освободился от подчиняющего захвата, но Кинни опытнее – давно поднаторел в этой игре. С силой дернул за волосы, зафиксировал голову, одной рукой сдавливая шею, не давая ни встать, ни перевернуться. Поймал взгляд гонщика – злой, непокорный, но все же расфокусированный. Страсть и желание все еще пьянит, даже больше – одуряет, становится одержимостью, кипит в венах, разгоняет кровь как сверхмощная турбина. От напряжения пот течет по спине. Блядь, не удержать. И Брайан меняет тактику – все еще сдавливая горло, лижет губы, начинает целовать шею под подбородком, прихватывает ее губами, там, где горло сжато рукой. Контраст боли и нежных, влажных поцелуев. Шепчет на ухо слова – обещания полета, обещания драйва, ласково, успокаивая. Словно приручает дикого зверя. Доверься мне – поцелуй, доверься мне – горячее дыхание в ухо, доверься мне – перебирает волосы, пропуская их сквозь пальцы, доверься мне – стирает пот с влажных висков. И тот доверяется – перестает сопротивляться, замирает, как-будто что-то решает для себя. Брайан чувствует, как уходит напряжение из мышц, как еще мгновение назад натянутое как струна тело вновь становиться податливым. И Кинни пытается сдержать обещания – ласкает, лижет, прикусывает. Смазка, пальцы – Дженсон узкий, слишком узкий. Становится понятным его яростное сопротивление – видимо, снизу он был давно и редко, если вообще… И от этой мысли почти сносит все остатки самообладания, хочется натянуть на себя, вдалбливаться, не думая, не жалея, застолбить, заклеймить. Но Брайан не был бы Брайаном, если бы не помнил о словах-обещаниях. Зажмурился, пытаясь совладать с собой, восстановить хоть крупицу контроля. Блядь, слонов, что ли, посчитать? Но англичанин, не понимая, почему остановка, уже сам подкидывает бедра, открываясь еще шире. Его грудь вздымается, дыхание частое, прерывистое. Нахуй все. Брай начинает растягивать – один палец, два, скользкие от обильной смазки, входят туго, потом легче. Обхватывает губами член, сосет и лижет, продолжая движения рукой – в едином ритме, заставляя потеряться в ощущениях – толкаться в жадную влажность рта, насаживаться на скользящие внутри пальцы. Время, пора. Натягивает презерватив и входит, сначала медленно, давая привыкнуть. Держит за бедра, не позволяя отодвинуться. Медленно, очень медленно… А потом сразу резко и на полную глубину. Слышит хриплый стон. Не толкается, замерев там, в жаркой тесноте. Кинни видит, как от боли спадает эрекция, обхватывает член пилота рукой и начинает дрочить. Только ладонью, вверх-вниз, проводит под головкой, снова верх-вниз, целует в приоткрытый рот, ловит стоны. Шепчет что-то глупое. Наконец, чувствует, как снова наливается член, первые толчки навстречу и начинает двигаться, осторожно, неспешно. Потом быстрее, резче. Находит простату, проезжает по ней, раз, два, три… Меняет темп – то короткие толчки внутри, то полностью выходит и вбивается снова, глубже, сильнее. Гонщик уже не стонет, почти рычит, судорожно сжимая простыни. Вселенная свернулась в одну точку – только эти движения, только эти стоны, только эта одуряющая узость. Понимает, что долго не продержаться и начинает подстегивать Баттона. Бьет прицельно по железе, сжимает ствол, пытается не сорваться с ритма и кончает… Улетает, взрывается, падает – все сразу, ярко, остро, долго. Продолжает двигаться, чувствует, как сильно сжимаются мышцы ануса, и Дженсон выплескивается на руку горячей струей спермы, крича. И эта пульсация продляет, словно раскручивает на новый виток уже почти болезненный оргазм. Охуеть… Кинни падает всей тяжестью на гонщика, ноги просто не держат. Они оба мокрые от пота, липкие. Загнанно дышат, сердца стучат гулко, быстро. Так и лежат, не в силах пошевелиться, опустошенные, выжатые. Баттон нежно и осторожно скользит рукой по спине, перебирая каждый позвонок. Это так чувствительно, почти больно, как-будто каждый нерв вырван наружу и оголен. Внезапно Кинни понимает, что он еще там, внутри. Он заставил себя привстать, осторожно вышел, и, откатившись, скатал латекс, наполненный спермой, бросил на пол…

[bereznevaQAF]

продолжение_4

Блядь, как же он не любил эти моменты – когда надо вроде бы что-то сказать, но нет сил и нет желания. Обычно все просто – «кончили и свободен», а в последнее время чаще – «я кончил, а ты свободен» . Но сегодня все не так, все не правильно. Брайан, свесившись с кровати, нашел свои брюки, достал сигареты и прикурил. Жадно затянулся. Англичанин перевернулся на бок, и, подперев голову рукой, задумчиво наблюдал за струйками дыма, медленно плывущими к потолку. Тоже молчал. Слава богу! Затяжка, еще затяжка…
– Вот видишь, уступить не всегда значит проиграть, – зачем это сказал, Кинни не мог бы ответить даже самому себе. Хотя пытался при этом иронично растягивать губы. Блядь, становлюсь сентиментальной бабой…
Баттон напрягся, застыл. А потом улыбнулся – широко, светло. Выдернув сигарету из рук, сам затянулся. Потом закашлялся и, откинувшись на спину, рассмеялся уже в голос. Не истерично, а просто рассмеялся, словно услышал что-то смешное, легко и весело. Брайан почувствовал, как внутри от этого смеха зародилось щекочущее чувство и ему захотелось захохотать в ответ. Пытался сдержаться, но не смог. Вот ведь, а сигареты были вроде просто сигаретами, купленными в табачном киоске в отеле. Голые, мокрые от пота, они смеялись уже вместе. Так глупо, по-детски. Но это помогло – весь сегодняшний день, сумасшедший, напряженный, наполненный с избытком точками невозврата и точками схода, отошел, растворился, отпустил. Стало легко, невесомо. Этот смех расставил все на свои места, вернул всем вещам первоначальный смысл – скорость, адреналин, выбор, секс, тепло, любовь, победа. Все просто и решено – давно, за них и не ними. Они успокоились почти синхронно, словно кто-то перекрыл доступ веселящего газа. Англичанин, поцеловав Брайана в плечо, ловко перекатился и ушел в душ. Кинни прикурил еще одну сигарету. В голове – ни единой мысли, долгожданная пустота. Наслаждался ей – впервые за долгое время ничего не тревожило. Расслаблено наблюдал, как Баттон собирает одежду по номеру, матерится, глядя на порванную рубашку. Кинни нравилось, что он одевается, не заморачиваясь на ненужные разговоры, не намекая на продолжение. Хотя… Брайан усмехнулся, поняв, по какому маршруту несутся его мысли. Нет, не нужно, пусть едет. Англичанин закатал разорванные манжеты, обнажая мускулистые руки, и, обувая туфли, присел рядом. Брайан прикурил еще одну сигарету, хотя во рту уже горчило от вкуса табака. Внезапно гонщик выдернул сигарету, одновременно толкнув его на кровать. Провел рукой по голой груди, по шее, по подбородку, обвел пальцами губы, нос, по лбу и дальше – прочесал волосы и слегка дернул за пряди. Кинни пришлось запрокинуть голову. А парень наклонился, близко, практически касаясь губами рта: – Знаешь, я бы все-таки тебя трахнул, – выдохнул в губы запахом мяты, чмокнул в нос и встал. И, не ожидая ответа, закинул пиджак на плечо, направился к двери.
– Ну-ну, станешь чемпионом, позвони, – уже вдогонку ему среагировал Брайан.
Тот замер у двери, обернулся, вопросительно выгнув брови. Потом дошло, что ни телефонов, ни других координат они друг другу не оставили. Рассмеялся и, смеясь, вышел из номера. А Кинни все-таки докурил, и, плюнув на душ, завернулся в одело, в надежде поспать хотя бы пару часов – до вылета в Нью-Йорк осталось пять часов.
***
Они снова в «Азиате». Все те же приглушенные голоса, тихий звон столовых приборов. Но сегодня между ними все иначе – они не шутят, не обмениваются незначительными фразами, нет рассуждений о спорте и чужой жадности. Джим предельно серьезен и собран. Пьют «Перье» из высоких стаканов в ожидании горячего. Брайан молчал, ждал первого хода Хикена. И дождался – тот резко отставил стакан, посмотрел на Кинни, задумчиво и как-то грустно. – Знаешь, прежде, чем ты мне откажешь, может хотя бы выслушаешь, что я хотел тебе предложить? Брайан, все так же молча, пожал плечами. В принципе, ему все равно, что скажет Джим. Но тот, не дожидаясь ответа, продолжил: – Брайан, я стар, правда, стар. И дело даже не в возрасте, я просто устарел, как кухонный комбайн. Вокруг меня полно молодых, злых и честолюбивых. Сколько я еще продержусь? Максимум пять лет, а скорее всего три. И я хочу, чтобы рядом был кто-то, на кого я смогу все оставить, в полной уверенности, что все, что я создал за эти тридцать лет, не развалится на куски, не растащится по карманам. Владельцы, совет директоров, все они – тоже старики, еще немного и их места займут жадные и никчемные, развращенные легкими деньгами дети. И я уже не смогу влиять на их решения, так, как могу сейчас. А я могу и хочу. Но для этого мне нужно время, хотя бы два года. Заставить их принять тебя, исключить возможность другого решения. Я открываю азиатское подразделение Грей Глоуб, ведь почти весь рынок уже там, да и кризис не тряханет Азию так сильно, как Европу и Штаты. И тот, кто будет у руля там, в Сингапуре, имеет все шансы занять мое место. И я знаю, ты справишься, – им принесли обед и Джим прервал свой монолог.
Брайан ожидал чего-то подобного. Но не этого. Вот он, оказывается, какой – сыр в мышеловке. Это даже не сыр – это то, о чем мог бы мечтать любой. Встать на самую вершину и с этой вершины взирать на мир у ног. Кинни смотрел на Джима, на человека, который шел к этому долгие годы, и в этом пути потерявший многое – сына, семью, друзей. И это тебе преподносят на блюдечке. Власть, деньги… и одиночество. Что еще надо старому педику? Брай усмехнулся своим мыслям. – Так веришь в меня?
– Брайан, я же не дурак, я наблюдал за тобой весь этот год – ты умный, талантливый. Но этого было бы мало – в тебе есть необходимое количество злости и упрямства. И еще, несмотря на все манящие соблазны мира, ты все равно остаешься как-бы вне этого, самим собой. Принимаешь, но не растворяешься. Это редко и ценно. Да, я верю в тебя… – Джим замолчал, аппетит явно пропал, причем у обоих.
Кинни невесело подумал, что испытание медными трубами он прошел с успехом.
А Хикен продолжал: – Знаешь, верю и уважаю. Я хотел бы, чтобы мой сын был похож на тебя. Но, к сожалению, он не был.
Блядь, в ход пошла тяжелая артиллерия. И если бы Кинни не рассмотрел в Джиме там, еще в Индианаполисе, искусного манипулятора, то, наверно, повелся бы, поверил. Но нет, решение уже принято.
– Прости, Джим, это все очень лестно, но – нет. Просто, нет. И не буду объяснять причину, – ответ дался легко, без сомнений.
– Господи, Брайан, ты думаешь, я не знаю причины? Но пойми, оставаясь там, в Питссбурге, ты ничего не склеишь. Ты будешь там, а твой мальчик-художник – везде. Расти, развиваться. Иметь весь мир, а что останется у тебя? – в Хикене уже чувствовалось злость, он не щадил, бил по больному: – Все равно все закончится, так или иначе. Ты просто цепляешься за прошлое, не хочешь сделать шаг вперед.
– Джим, не надо. Что бы ты не сказал, я не изменю решения. Поставим здесь точку. – Кинни мог бы объяснить, что дело совсем не в Джастине, и не в Питссбурге, и не в «Киннетике», и даже не в сыне. Все дело в нем самом. Это его выбор, сейчас – исключительно его. Что он, наконец, избавился от вечного ощущения привязи на шее, которую всегда, подсознательно или сознательно, мечтал скинуть. Вырваться из Питссбурга, который, казалось, засасывает как воронка. Избавиться от отношений, которые были привычными и тянули на дно. Даже любовь казалась навязанной, словно его уже давно лишили выбора, крепко держа за яйца и душу. Теперь это растаяло, испарилось. Остались лишь чувство свободы и осознание, что привязи давно нет. Что его никто не держит, что он никого не держит. Что мог бы, если бы захотел, уехать и стать тем, кем хочет видеть его Джим. Что мог бы пережить расставание с Джастином и не остаться одиноким и жалким. Что мог бы найти в себе другие чувства к другому человеку. Пусть иные, пусть не такие сильные, но не остаться пустым. Что теперь это его выбор, абсолютно свободный. Мог бы объяснить, но не стал. Зачем?
Джим Хикен еще попытался что-то сказать, но, наткнувшись на взгляд собеседника, замолчал, понимая бессмысленность дальнейших уговоров. Они еще некоторое время поковырялись в тарелках. Хикен демонстративно посмотрел на часы, и, ссылаясь на встречу, встал из-за стола.
– Надеюсь, если ты передумаешь, будет еще не поздно, – в его голосе уже не было злости и напора. – И знаешь, подумай все же о слиянии – если разразится буря, а она разразится, то «Киннетику» не выстоять. Или хотя бы не упусти «Нестле». Что бы не случилось – люди хотят есть. Если будет нужно, я помогу. Ведь что бы ты не думал, но я правда… – он замолчал, махнул рукой и ушел, оставив Брайана в одиночестве. Кинни попросил счет, и в ожидании официанта размышлял над последними словами Джима. Тут он бесспорно прав – «Киннетик» необходимо обезопасить. Так что, ему есть чем заняться в ближайшее время. Из задумчивости его вывел телефонный звонок. Посмотрел на дисплей – звонил Джастин.
– Брайан, привет! – его голос бодрый, веселый.
– Привет, Пикассо. Как процесс, все готово? – Кинни придал голосу беззаботность.
– Да, все готово. В пятницу открываемся. Жаль, что тебя не будет. Кстати, как там Индианаполис?
– Пыльно, шумно, скучно, – Брайан, прикрыв глаза, слушал дыхание в трубке. Частое, как будто Джастин быстро шагает. Представил, как он мечется от картины к картине, проверяя, ровняя.
– В Чикаго так же – только скучать некогда, – он помолчал, потом тихо добавил: – Блядь, Брайан, волнуюсь как в первый раз, даже спать не могу.
– Вот это зря, мистер Тейлор, ты их уделаешь. И, знаешь, закажи-ка мне номер на пятницу, – решение пришло внезапно.
– Брайан, ты? Зачем? Я же просто… Как всегда, правда, все нормально, – Джастин говорил торопливо, явно удивившись словам Кинни.
– Ну, буду пай-мальчиком и помогу тебе заснуть, – Брайану стало весело.
– Да уж, ты поможешь. Сейчас позвоню на ресепшен и просто поменяю номер, – Кинни явственно представил, как Джастин счастливо улыбается в трубку.
– Пока, жду, – и он отключился.
Брайан расплатился, проигнорировав заинтересованный взгляд уже знакомого официанта. И подумал, что рад этому решению – отправиться в Чикаго. В конце концов, пара суток здесь, в Нью-Йорке, ничего не решит.

[bereznevaQAF]

окончание

2009 год

Дженсон сидел на борту яхты на палубе, свесив ноги. Медленно, с наслаждением, пил минералку, холодную и освежающую в этот жаркий, солнечный день. Слегка болела голова, все-таки он вчера перебрал с выпивкой. Хотя, что уж – три дня после окончания сезона прошли в сплошном тумане. Чествование, вечеринка, снова поздравления. От всех – родных, друзей, соперников. Он бы мог сказать, что был не рад всему этому. Но соврал бы – рад, счастлив. И кто бы не говорил, что он случайный победитель, что эта победа не заслужена, не заработана, он знал, что это все ерунда. Он вложил в это все силы, всю душу. До надрыва, до боли, до крови. И каждая победа, каждое поражение, каждый сход были лишь вешками на пути к титулу. Сегодня он просто сбежал ото всех, выключив телефон. Сюда, на пристань яхт-клуба, на яхту друга. Под знойное солнце, опаляющее кожу, под ласковый и остужающий морской бриз. Расслаблено болтал ногами, любовался искрящимся и переливающимся всеми оттенками белого городом. Монако уже год, как стал его домом. Джесс улетела утром на съемки в Париж, отец – в Англию. Он остался один и такому долгожданному отдыху ничего не мешало. Улыбался своим мыслям, скользил взглядом по лавирующим в порту лодкам, наслаждаясь плеском волн. Большая маневренная яхта с американским флагом подошла на соседний причал, полуголые загорелые матросы ловко кинули и закрепили швартовочные тросы. Четко, слажено. Бесшумно выехал автоматический трап и пассажиры, члены экипажа начали спускаться на пирс. Баттон отвлеченно наблюдал за этой суетой. Постепенно все разъехались, разошлись и пирс почти опустел. У трапа остался стоять высокий пожилой мужчина, он явно кого-то дожидался. Дженсону он показался смутно знакомым, хотя это не было удивительно – мир на редкость тесен, особенно здесь, в Монако. Любители Формулы и пассажиры дорогих яхт – очень часто одни и те же люди. Вот, наконец, и появился тот, кого дожидался мужчина. Сердце предательски дрогнуло – его не узнать он просто бы не смог. Все та же ленивая плавность движений, стройный, густые каштановые волосы развивает ветер, глаза спрятаны за темными очками, светлые брюки и обнаженные загорелые предплечья. С привычной сигаретой в иронично изогнутых губах. Он. Два года прошло, и Дженсон даже удивился этому мгновенному узнаванию, этому участившемуся ритму сердца. Закрыл глаза. Вот так, совсем не забыл, помнит все – даже запах, даже вкус. Выдохнул, открыл глаза.
– Брайан, ты все-таки принцесса, медленная принцесса, – подколол спустившегося пожилой мужчина. – Никак не мог выбрать платье?
– Просто сушил волосы, Джим, – Баттон услышал голос, все тот же – мягкий, с легкой хрипотцой. Сердце снова дрогнуло. Черт.
– Ну да, они-то у тебя по пояс. Все уже уехали, – Джим, как назвал его Брайан, скрывал мягкую усмешку за показным недовольством.
Брайан обнял его, закинув руку на плечо: – Мы точно никуда не опоздаем – все начнется, только когда мы там будем. Обвел скользящим взглядом по пристани. Остановился на сидящем на палубе Дженсоне. И они встретились глазами, скрытыми у обоих за темными очками. Его лицо не изменилось, не выдало никаких эмоций. Секунда, и взгляд скользнул дальше, к ожидающей их машине. Баттон понадеялся, что и его лицо не выдало ни единой эмоции, которые бушевали внутри. Мужчины уехали, пирс опустел.
Дженсон весь день думал, не мог выкинуть из головы эту мимолетную встречу. Все мысли о победе, гонках, наградах, Джессике отошли на задний план. Заслонились образами той сумасшедшей ночи. Яркими и пошлыми картинками. Попытался читать, но не смог сосредоточиться. Думал, и думал, и думал. О человеке, с которым провел одну единственную ночь. О мужчине. О Брайане мать-его Кинни. Имя тоже помнил, как и все остальное, словно это случилось не два года назад, а буквально вчера. К вечеру нешуточное возбуждение уже кружило голову. А ведь он завязал – с вечеринками, выпивкой, легким и необременяющим трахом – еще тогда, решив для себя как и с кем он хочет быть. Джесс… Знал, что любит ее, сильно, всем сердцем. Но ничего не мог поделать с этим желанием снова ощутить поцелуи-укусы, силу рук, гладкость кожи, острый и пьянящий мужской запах. И еще предвкушение, именно предвкушение, не давало ни на секунду отвлечься от этих будоражащих мыслей. Уже стемнело, когда Баттон услышал, как гости возвращаются на соседнюю яхту. Принял душ, надел легкие брюки и футболку. Прислушался к тишине, видимо, все уже разошлись по каютам. И решился – как там о нем говорят? Решительный и непосредственный? Ну что ж, надо оправдывать репутацию. Спокойно поднялся по трапу на борт соседнего судна, спросил у матроса, где каюта мистера Кинни. Ему указали на вторую по левому борту дверь. Никто и ничего у него не спросил, не остановил. Баттон понимал, что рискует, хотя бы потому, что тот может быть не один. Да что там, его попросту может не быть. О том, что его, Дженсона, могут просто послать нахуй, он старался вообще не думать. Постучал, сильно, как мог бы постучать знакомый. Сердце билось где-то в районе горла, адреналин бушевал в венах. Спустя мгновенья дверь открылась – Брайан стоял на пороге с влажными после душа волосами, в спортивных штанах. Стоял, рассматривал, не удивляясь, словно ждал. Узнал, все-таки узнал, еще там, на пирсе. Иронично выгнул свою блядскую бровь, улыбаясь уголками губ, как-будто спрашивал: что приперся?
Дженсон облокотился на косяк, и, стараясь, что бы голос звучал ровно, произнес:
– Хочу получить обещанный приз.
Секунды напряженного ожидания, и Кинни шире распахнул дверь каюты…

[bereznevaQAF]

Теперь пару подарков для КатюШИ от дуШИ:

[elikh]

lido2007, Линусь, спасибо тебе за подарок. Как ты быстроЦЦЦЦ Забираю нагло

[bereznevaQAF]

elikh, не за что, Катюш, душа попросила после такого произведения )))) И ещё просит

[elikh]

lido2007, И мну просит

[irimel]

Класс!

[berezneva]

irimel, мне тоже ужасно понравилось ))) Я не как бета говорю, честно))

[irimel]

berezneva

я, так понимаю,

lido2007

это тоже ты?! Снимаю шляпу...

[berezneva]

irimel, думала, что ты знаешь - я у Иры эклипс даже не перелогинивалась, когда с тобой переписывалась

Снимаю шляпу...

Спасибо, а за что? что побетила Катюху?

[irimel]

berezneva, теперь припоминаю. А шляпу за беттинг, конечно, даже если и минимальный, это ж какая ответственность!

[berezneva]

irimel,
Ну да, у меня вчера двойная нагрузка была, и Мурка, и Катюха, зато столько каааааааааайфа, читать первой

[irimel]

Ну да, достойные авторы, интересные работы. Да, и надо, наверное, поздравить с успехом?!

[berezneva]

irimel, да, девчонки молодцы, что одна, что другая. Поздравить стоит ))
Катин я ещё в процессе начала читать, он ведь большой, запала на него - капец